забеременела. Это было полной неожиданностью! Ведь мы предохранялись. И я смалодушничала снова. Как мы потянем, думала я, да я ещё и после первых родов толком не оправилась, только-только начали спать спокойнее и тут всё сначала.
Нет, я, конечно, хотела второго ребёнка, но не вот вот сразу. И я снова пошла в платную клинику и избавилась от ребёнка. Мне сказали, что это была девочка. Я вышла из клиники счастливая, свободная. Но уже через несколько дней меня накрыла такая тоска и горечь, боль потери, что я винила себя и плакала долгое время, никому ничего не говоря. Я до сих пор ненавижу себя за своё малодушие тогда, за страх. Ведь муж меня поддержал бы. А я даже и не сказала ему об этих детях. Трое детей, трое… В землянке… Может быть когда-нибудь они простят меня.
В то лето жара стояла и пожары гудели. Сердце затосковало, захотелось снова прикоснуться к прошлому, к доброму, счастливому времени, напитаться силой на целый год… И отправились мы с мужем в мою деревеньку. Теперь-то там никто не живёт, а раньше, во времена моего детства жизнь гудела вовсю. Муж поехал со мной в качестве охраны, скажем так, ведь места-то заброшенные, страшновато как ни крути.
Приехали. Отворили ворота, запертые на деревянный поперечный брусок, для виду, конечно, а не от воров, осмотрели дом, обошли кругом. Сад разросся и подобрался совсем близко к нему. Крыша чуть просела в одном месте да краска на наличниках отшелушилась, и осыпалась вниз, на завалинку. Мы посидели на скамеечке под окнами, вспоминая былое, кто в каком доме жил по нашей улице, кто как уходил…
Вспомнили как топили баньку, как по грибы бегали в берёзовый лесок да на речку купаться. И так светло стало на душе, вроде бы и грусть, а такая тихая и умиротворяющая. Бывает такая грусть, что душу греет больше радости. Воскрешает её, оздоравливает. Так вот это была она.
Посидев во дворе, мы направились в дом. Поднялись по скрипучим деревянным ступеням, открыли навесной замок. Помню, как раньше, бывало, ключ вешали над дверью, на специальный гвоздик. Вот как запирали-то дом. Вошли в сенцы. Пахло тёплым деревом и яблоками, хотя яблок тут давно не было, надо же, а дух яблочный остался. Помню как бабушка делала из них пастилу, вот была вкуснотища-то.
Вошли в избу. Прошлись по комнатам, проверили всё ли в порядке, не лазил ли кто в наше отсутствие, всё-таки редко бываем. Жизнь, суматоха, дела… Мы совсем недолго побыли в доме, я потрогала его стены, постояла в тишине и вдруг мы услышали тяжёлые, печальные, душераздирающие вздохи…
Звуки эти доносились со всех сторон, эдакий стереоэффект. Если бы я одна это слышала, можно было бы сослаться на мою чрезмерную впечатлительность. Но когда муж встал, как вкопанный и достал нож, мне стало по-настоящему страшно. Я поняла, что мне не почудилось.
Мы выбежали из дома, закрыли дверь и присели на скамейку, было одновременно и страшно и любопытно. Но заходить обратно в дом желания не было. Так мы и сели в машину и уехали домой, в город. В последующие наши приезды мы ни разу больше не слышали подобных звуков, но уверены, что нам не почудилось тогда.
Мы так и не узнали, что это было, кто это был. Пожилые говорили, что это дом вздыхал, он жаловался мне на одиночество… И ждал меня.
от Светланы из Нижегородской области
На дворе стоял 80-ый год. Серёжка жил в самой лучшей стране мира – Советском Союзе. Умы граждан были всецело заняты Олимпиадой, что завершилась лишь на днях в столице, и ушедшим безвременно Высоцким.
Стояло лето. Ах, что это было за лето! Из окон неслись песни Владимира Семёновича. Все, от мала до велика, проводили свободное время на улице – девочки играли в дочки-матери, прыгалки и резиночки, мальчишки гоняли в дворовый футбол или устраивали бои в войнушку, бабушки сидели у подъездов, обсуждая молодёжь, мужики резались в карты или домино за столами под липами, попивая квас из трёхлитровых банок, а женщины судачили о новостях.
Вот и в тот вечер всё было как всегда, и Серёжка, которому весною исполнилось уже целых пять лет, резвился с ребятами во дворе, играл в песочнице и катал мяч, пока с балкона не послышался мамин голос:
– Серёжа-а-а-а, домой!
– Эх, уже и домой, – насупился Серёжка, – Ну вот так всегда, на самом интересном месте, только он начал выигрывать у Витьки в гонки между его новеньким грузовичком и Витькиным пластмассовым танком, как уже и домой пора. Но было и правда уже пора, да к тому же и небо затянули тучки и начал накрапывать дождик.
Серёжка поднялся на второй этаж, где в небольшой, но очень уютной двухкомнатной квартире, проживала их семья – мама, папа, младшая сестрёнка и он. Умывшись и выпив стакан тёплого молока с рогаликом, Серёжка отправился спать в свою комнату. Сестрёнка была ещё совсем маленькой, она недавно родилась и поэтому спала в комнате родителей.
Укрывшись лёгким одеялом, Серёжка прикрыл глаза и тут ему вспомнился улетающий олимпийский Мишка, которого он видел по телевизору, и так ему стало грустно, что аж слёзы покатились из глаз, а в вихрастой голове всё звучал голос Льва Лещенко:
«На трибунах становится тише,
Тает быстрое время чудес,
До свиданья, наш ласковый Миша,
Возвращайся в свой сказочный лес.
Не грусти, улыбнись на прощание,
Вспоминай эти дни, вспоминай,
Пожелай исполненья желаний,
Новой встречи нам всем пожелай.
Расстаются друзья,
Остается в сердце нежность,
Будем песню беречь,
До свиданья, до новых встреч…»
Так и заснул Серёжка под эту песню, махая рукой Мишутке, улетающему за горизонт.
Посреди ночи Серёжка внезапно проснулся, сон как рукой сняло. Кровать Серёжина стояла изголовьем к стене, справа, у самого окна. Из окна лился ровный лунный свет, форточка была открыта и пахло матиолами – ночными фиалками, которые мама выращивала в длинных деревянных ящиках на балконе. Лёгкая тюлевая занавеска медленно колыхалась от свежего ночного ветерка. И тут из окна упала тень, и Серёжка понял, что на балконе кто-то есть…
Но детское сердце даже и не ёкнуло:
– Отец курит, – подумал Серёжка, и тут же обмер. Ледяная волна страха окатила его от макушки до пяток.
– Да ведь отца же нет дома, он в командировке!
Серёжкин отец работал водителем большой фуры в Совтрансавто, и его часто и подолгу не было дома, он колесил по просторам Советского Союза, а возвращаясь всегда привозил сыну подарки – конфеты «Мишка на Севере», венгерские компоты из слив и сахарные персики, новые игрушки.
Серёжка приподнялся в кровати и заглянул в окно. На балконе стоял здоровенный мужик, широкие плечи и густая копна длинных волос. Он стоял, опершись двумя руками на перила балкона и смотрел вниз.
– Вор! – пронзила Серёжку мысль, и ему стало совсем жутко. В соседней комнате спала мама с маленькой сестренкой, этаж-то второй и, конечно, негодяю не составило труда залезть к ним.
– Но зачем, что брать у нас?! – недоумевал мальчишка.
Он бы, пожалуй, размышлял и дальше, но в эту секунду случилось невероятное – незнакомец повернулся в профиль и у него поднялся хвост, именно хвост похожий на львиный, длинный, голый и с кисточкой на конце.
Серёжка приглушенно вскрикнул, горло сжало от страха будто тисками. И тут существо повернуло голову на звук, и заметило мальчика. Оно подошло к окну, просочилось через бетонный парапет окна, раму и стекло, и очутившись в комнате, начало медленно приближаться к Серёжке.
Мальчик чётко слышал, как цокают его когти по паркету, именно когти, а не копыта. Подойдя к кровати, на которой замер в полном ужасе Серёжка, страшный пришелец начал склоняться к нему, а мальчик почувствовал, что его вдавило в постель так, будто многотонная бетонная плита легла вдруг сверху…
Серёжка не мог ни пошевелиться, ни
